Организатор международного венчурного фонда поддержки высокотехнологичных проектов Константин Синюшин уверен, что Латвия может успешно конкурировать за право принять на своей территории производства, ориентированные на мировой рынок и по этой причине имеющие трудности в реализации в стране происхождения: Белоруссии, России, Украине. Для этого у страны есть не только благоприятное законодательство, но и умные подготовленные кадры.
Его творческая биография начиналась в исследованиях космических ядерных реакторов, в смутные 1990-е он поменял сферу деятельности на ИТ, а ныне возглавляет венчурный фонд, операционный офис которого располагается в Риге. Первым его проектом стала релокация производства беспилотных летательных аппаратов среднего класса (грузоподъемность 2-10 кг) из России в Латвию. Константин Синюшин стал гостем программы «Подоплека» на радио Балтком».
— Фокусная задача создаваемого посевного венчурного фонда объемом 50 млн евро — перевод в европейскую юрисдикцию проектов, которые являются пригодными для международной экспансии из Украины, России и Белоруссии, — рассказал Константин. — У фонда будет люксембургская юрисдикция и операционный офис в Риге. Беспилотники — это лишь одна из тем, один частный пример проекта, который сейчас находится в стадии релокации из Петербурга в Ригу.
— Сохранилась ли в Латвии авиационная инженерная школа и как вы ее оцениваете?
— Я удивился, насколько легко мы здесь нашли местный персонал: в настоящий момент времени из 20 сотрудников 10 найдены здесь, в Риге, мы очень удовлетворены качеством людей. Мы искали в основном людей с опытом работы либо в других беспилотных компаниях, а их в Латвии только крупных пять, не считая небольших. Все эти люди были в основном так или иначе причастны к авиамодельному спорту: есть члены сборной Латвии. Мы очень горды, что собрали такую команду, причем достаточно быстро, буквально за месяц.
Также у нас довольно хороший опыт локализации производства: эти аппараты являются довольно оригинальными, в них покупных деталей, кроме рассыпной электроники, проводов, аккумуляторов и моторов, нету. Все остальное производится оригинально, мы буквально на всё нашли местных подрядчиков и очень счастливы качеством поставленных первых комплектующих. Собственно, сборка уже идет, в течение апреля мы выпустим первую опытную партию из 10 аппаратов, целиком сделанных в Риге.
— Каково назначение этих аппаратов и насколько перспективно их применение?
— Мы делаем универсальную платформу, идея которой заключается в том, что она имеет оригинальную аэродинамику и смысл этой аэродинамической схемы состоит в том, что она очень дешево позволяет совмещать все плюсы аппаратов самолетного типа и вертолетного типа.
Это так называемый конвертоплан — самолет, который может вертикально взлетать и садиться, но при этом иметь очень высокую горизонтальную скорость. Особенность этого аппарата в том, что в традиционных конвертопланах применяются либо разные группы винтов для подъема и полета, либо эти винты поворотные. Оригинальная схема нашей компании заключается в том, что у них одна группа винтов, и она неподвижна. Соответственно, это позволяет существенно улучшить экономику этого аппарата и совокупная стоимость владения существенно лучше, чем у традиционных аппаратов.
А применение их универсально: мы позволяем интегрировать в эту платформу любой бизнес-кейс. Самое традиционное применение, которое сегодня существует, — это геодезическая съемка, доставка. Возможно, кто-то из слушателей видел, как 1 апреля компания JYSK шутила про беспилотную доставку своих товаров: там снимался наш аппарат. Третья задача — мониторинг протяженных или площадных объектов. Это могут быть леса, трубопроводы, линии электропередачи.
Максимальная заявленная дальность полета у нас 60 км, если надо лететь туда и обратно, то 30 км. Аппарат полностью электрический, для продолжения полета нужно поменять аккумулятор. Есть аппараты, производимые в частности и в Латвии, которые летают гораздо дальше за счет гибридной энергетической установки: там стоит двигатель внутреннего сгорания, который крутит электрический генератор, в полете подзаряжающий аккумулятор. Мы от этого принципиально отказались, потому что 80% задач вполне укладываются в полётную дальность 30-60 км, а наличие двигателя внутреннего сгорания в контуре существенно утяжеляет аппарат и очень сильно ухудшает экономику его эксплуатации.
— Как можно обеспечить приватность частной жизни и защиту от дронов, которые летают где угодно и снимают что угодно? – задал вопрос радиослушатель в прямом эфире.
— Это сильно зависит от национального законодательства, — пояснил К. Синюшин. — В Латвии нет частной собственности на воздушное пространство. Наши аппараты летают в горизонте 50 м и приватность не должны нарушать, это не те аппараты, которые используются для слежки. Они гораздо более мощные и дорогие. Если их для какой-то разведки использовать, то скорее, для военной.
Системы защиты от дронов разные: есть те, что глушат сигнал связи, есть те, которые могут сбивать эти аппараты физически, есть перехватчики. Но это страшно далеко от моих интересов.
— Когда говорят об инженерном персонале, часто отмечают разрыв в подготовке кадров между 1993 и 2005 годом. Является ли это проблемой и как вы ее решаете?
— Есть демографическая яма, и она затрагивает не подготовку специалистов, а то, что очень многие специалисты, подготовленные как инженеры, были вынуждены перепрофилироваться на другой вид деятельности. Как я сам, бывший инженер-исследователь космических ядерных реакторов. Я вряд ли вернусь к этой деятельности, даже если меня позовут. Сегодня можно найти хорошего специалиста в возрасте 45+, и самое главное, что сегодня очень хорошо можно найти даже хорошего специалиста в возрасте 25–, потому что в целом престиж технических специальностей везде в мире возвращается. Гуманитариев везде перепроизвели, и достаточно тяжело в этой сфере строить свои карьерные треки. А здесь есть большие карьерные возможности, причем всемирного масштаба. Ты можешь начинать с работы сборщиков дронов в Риге, а в конце своей жизни можешь оказаться директором центра технического обслуживания этих же самых дронов где-нибудь в Сан-Франциско.
— Существуют ли в мире дроны, которые могут перевозить людей? Я слышал, что в Латвии есть такие разработки для военных целей, — такой вопрос задал ещё один радиослушатель.
— Несомненно, такие аппараты есть, и количество их производителей реально больше, чем в среднем классе. Беда заключается в том, что на них сегодня нет реальных коммерческих задач, поскольку существуют существенные регуляторные ограничения . Но я думаю, что мир в течение ближайших 10 лет эту проблему обойдет и соответственно полетят и грузовые, и пассажирские аппараты. В Латвии я не могу сказать, есть ли аппараты 200+ кг, но совершенно точно есть такие аппараты, которые делаются в Германии, в России. В Сингапуре серийно выпускаются такие аппараты. Проблема перевозки людей будет многоэтапной: для начала какие-то трансферы разрешать, типа маршрутного такси, допустим, от аэропорта до какой-то конкретной посадочной площадки в городе. Я думаю, что это в течение лет пяти разрешат, а постепенно и что-то другое будет.
С точки зрения того, заменят ли они автомобили в ближайшем будущем — я думаю, что нет, по множеству причин, сугубо утилитарных: эти аппараты производят много шума.
Если машины заменят аппараты, летающие по нынешним технологиям, мы все просто сойдем с ума. То, что мы видели в кинофильме “Пятый элемент” — дело более отдаленного будущего.
— Компания Accenture разработала программу обучения школьников ИТ, что было для нее благотворительным проектом и имело цель заинтересовать школьников этой профессией. Не планируете ли вы развивать сеть кружков авиамодельных?
— Очень хороший вопрос. У нас такое в планах. Это, к сожалению, не то, с чего мы готовы были начать, потому что надо было решать множество сложных вопросов по запуску и построению системы продаж, но мы обязательно к этому вернемся к концу года. У нас есть готовый набор учебных курсов, методик, пособий и даже простые модели, которые можно распечатать на любом 3Д-принтере, быстро собрать и учиться летать. Мы эту программу бесплатную обязательно развернем по всему миру, в других странах она будет реализовываться через местных партнеров, и в Латвии у нас до этого руки дойдут где-то к концу года. Это прямо очень хорошая история. Она нам нужна не столько в утилитарном смысле, как многие думают. Это реально благотворительный проект, который нам особо ничего не стоит, а пользы может принести очень много рынку в целом.
— Мы познакомились через Facebook, где обсуждался пост о том, что белорусская компания Wargaming предпочла перенести свою деятельность не в Латвию, а в Литву потому, что там есть русские школы. Как вы оцениваете перспективы Латвии на технологической карте Европы, ее преимущества и недостатки?
— Я пытался найти понятный образ, который бы позволил нам не уйти в частности. Давайте посмотрим на Израиль: 30 лет назад это была очень милитаризованная, сельскохозяйственная, очень социалистическая страна. На сегодня это один из главных в мире технологический хаб. Это произошло на наших глазах. И это означает, что любая, самая маленькая страна, если захочет, способна себя преобразить. В этом смысле самое главное — захотеть. Если Латвия захочет, я прямо уверен, что она может очень хорошо если не повторить успех Израиля (потому что там речь шла о том, что люди репатриируются на историческую родину по каким-то иным соображениям, хотя утилитарные соображения, несомненно, имеют право на жизнь). На сегодня в мире есть не так много локаций, куда можно перебираться энергичным и очень грамотным людям с тем, чтобы построить всемирный бизнес. Это во многом русскоязычная аудитория, потому что из европейской локации существенно проще строить мировой бизнес, чем находясь по другую сторону железного занавеса.
Сегодня у Латвии есть очень прогрессивная система привлечения высококвалифицированных кадров, прямо реально очень хорошо работает (все миграционные программы). У Латвии есть замечательная налоговая система. Израилю она даже не снилась. У Латвии есть существенные льготы для стартапов — для начинающих компаний, которые могут стать будущими технологическими лидерами. Здесь достаточно много хорошего персонала и довольно живое образование.
Чего нет в Латвии и что ей, с нашей точки зрения, необходимо решить — нет национального консенсуса, что надо двигаться вперед. Большая часть местных товарищей, с которыми мы здесь перезнакомились за год, крайне пессимистично настроены. Этот внутренний пессимизм в том числе и в правительстве есть. Они даже что-то вроде бы делают правильно, но настолько внутренне неуверенно для самих себя, что пессимизм этот переломить не удается.
Нет никаких обреченных стран. Есть страны с разными стартовыми позициями. Стартовая позиция Латвии на самом деле выглядит очень неплохо. Вопрос просто, как она этой стартовой позицией распорядится. Мы считаем, что здесь есть все шансы.
Что бы я еще дополнил — два важных законодательных акта. Я бы ввел статус релоцируемого бизнеса, особый правовой статус, и так называемую “дедушкину оговорку”. Это такой международный юридический термин, означающий, что если какие-то поблажки введены для чего бы то ни было в законодательстве, они совершенно гарантированно действуют какое-то существенное время — например, 50 лет, и никогда не могут быть отменены. Это очень существенно повышает доверие инвесторов, особенно в развивающихся юрисдикциях. А правовой статус релоцируемого бизнеса должен распространяться на уже сложившиеся компании, которые вдруг хотят переехать сюда, давая им еще большие поблажки налоговые. У нас есть соображения, какие именно.
Такое кое-где в мире существует, но ещё недостаточно развито везде, потому что рынок релоцируемых готовых бизнесов начинает сейчас только зарождаться в мире, и здесь Латвия может быть в чем-то первопроходцем. Это связано с тем, что еще вчера большая часть международной экономики была офшорной: люди регистрировали «прокладку» на Кипре, сажали там юриста и бухгалтера в офис, а производство оставалось в своем месте, клиенты в другом месте. Мир в этом смысле буквально на наших глазах за последние 5 лет драматически меняется. Офшорному бизнесу везде практически начинают перекрывать дорогу. И это отчасти разумно. И здесь надо понимать, каков следующий вывод: если бизнес хочет развиваться как международный, он должен переносить производство. И место, куда он будет переноситься, сформирует огромный рынок межстрановой конкуренции. Здесь Латвия при желании может занять очень заметную роль. Причем это не чистые ИТ, а более сложное комплексное производство. Например, коллеги из LIAA любят рассказывать про биотехнологии, приборостроение, что-то требующее какой-то инфраструктуры. Это замечательно, сюда надо развиваться.
— Очень позитивное ваше видение возможностей, я даже подумала, что можно сделать круглый стол с юристами и депутатами, чтобы обсудить вопрос о релокации бизнеса. Но вы связываете этот процесс с русскоязычными регионами — Белоруссией, Украиной, Россией, — почему?
— Я связываю с тем, в чем я сам хорошо разбираюсь. Я вряд ли способен объяснить немцам или французам, зачем им это надо, потому что не понимаю их реалий. Я очень хорошо понимаю реалии Украины, России и Белоруссии, поэтому здесь я готов выступать экспертом. Несомненно, сюда можно затягивать и другие бизнесы. В этом смысле есть ряд хороших примеров — испытательный центр «Боинга» в Риге расположен, Латвия достаточно авиационная держава.
— Вы думаете, что несмотря на то, что новые технологии все стараются поддерживать, в том числе и наши ближайшие соседи, но есть какие-то отрицательные факторы, которые склонят выбор людей, занимающихся высокотехнологичным бизнесом, в пользу Латвии, а не страны, в которой они родились?
— Отрицательный фактор на самом деле один — страновые риски. Надо отдавать себе полный отчет, что все три названные страны находятся под так называемой дугой политической и экономической стабильности. С точки зрения внутренней поддержки инноваций там везде все делается достаточно хорошо. Но у нас недавно была дискуссия в московском Сколково, где презентовались очередные и новые льготы, но вопрос встал не о льготах, а для чего они нужны. Если мы говорим о бизнесе, ориентированном на внутренний рынок, там все совершенно замечательно. Беда наступает с международным бизнесом. Вы можете продавать инвесторам мысль, что если ваш центр разработок находится в Минске, вам это обходится дешевле, но если там завтра отключат интернет, то зачем вам такой центр разработки? Люди уезжают поэтому: из этих стран очень трудно вести международный бизнес, в силу разных причин.
Поэтому у нас все, что касается внутреннего рынка,
будет хорошо, а что касается внешнего, — бизнес высокотехнологичный, для которого внутреннего рынка не хватает, всегда очень активно смотрит за границу. Если мы занимаемся доставкой продуктов на дом, то лучше, чем в Москве, это нигде в мире делать нельзя. А если мы занимаемся разработкой каких-то новых катализаторов, то их просто негде продавать внутри страны в таком объеме, чтобы это производство окупилось. Есть бизнесы, принципиально окупаемые в том единственном случае, когда они ориентированы на мир. Несомненно, продавать что-то на мир, находясь в Европе, Америке или даже Азии, проще.
— Насколько в релоцируемых бизнесах важен фактор русского языка, достаточно распространенного в Латвии?
— Он очень важен в адаптации. Условно, в условном Лиссабоне и в Риге адаптация новичка проходит по-разному.
— Фактор сантехника: если он придет к вам чинить кран, вы сможете ему объяснить, что вам нужно.
— Да, именно так. Плюс близость к границе: можно достаточно удобно и недорого ездить туда-сюда при необходимости. Может, здесь не такой хороший климат, как в Португалии, но простота адаптации сильно перевешивает.
— Я хотела спросить по поводу такой важной части бизнеса, как банковское обслуживание. В Латвии проходила банковская чистка, когда под микроскоп попали многие предприятия, особенно с иностранными учредителями, в первую очередь как раз с украинскими, российскими и белорусскими корнями. Столкнулись ли вы с этой проблемой? Как борьба с отмыванием денег может сочленяться с интересами таких предприятий, как Ваше?
— Здесь я еще более компетентный человек, потому что с местными банками работаю лет 25. Я видел всякое, честно вам скажу. Я совершенно точно готов подтвердить, что огромное количество людей использовало банки для отмывания денег. Это несомненная правда. И рано или поздно здесь какой-то порядок необходимо было наводить. Несомненно, было бы лучше, если бы это делали плавно в течение 10 лет, а не одномоментно постарались очистить эти объективно существующие Авгиевы конюшни.. Несомненно, банки после того, что им пришлось пережить, находятся в некотором шоковом состоянии. Правительство им посылает сигналы, что им не запрещается работать с честными предпринимателями, но банки предпочитают, обжегшись на молоке, серьезно дуть на воду. Это объективная реальность. Я надеюсь, что она как-то разрешится.
Процессы доказывания, что ты априорно не жулик, в настоящий момент времени чрезмерно долгие и сложные. Тем не менее я никогда не слышал, что те люди, которые работают вбелую и не экономят на своих юристах и бухгалтерах, имели какие-то проблемы с банками. У нас в достаточно широком сообществе людей, которые с местными банками работают, есть понимание всегда: кому и за что что-то закрывали и что-то реквизировали. Это либо было самое натуральное отмывание, либо люди совершенно не удосуживались делать документы на проводимые операции, ХОТЯ САМИ ОПЕРАЦИИ БЫЛИ СОВЕРШЕННО НОРМАЛЬНЫЕ. Несомненно, с таким подходом даже в самых либеральных в мире американских банках их бы давно уже вычистили. А про старую Европу и говорить нечего.
К сожалению, это не наша вина, а наша беда. В голове нашего среднего европейского контрагента существуют две параллельные реальности. В одной русские — это гении, и это правда. А в другой параллельной реальности русские — это жулики, и это тоже правда. Самое главное, что им надо научиться делать — отличать первых от вторых, потому что это совершенно разные люди.
