Константин Райкин

Константин Райкин

В Риге закончился показ лучших российских спектаклей последних театральных сезонов из числа
лауреатов и номинантов премии «Золотая Маска». В рамках данного мероприятия к нашу столицу
посетил талантливый актер Константин Райкин, который привозил сюда спектакль «Ричард III», в
исполнении своего театра «Сатирикон». Нам удалось пообщаться с Народным артистом России и задать
ему несколько вопросов.

Сейчас много говорят об экономическом кризисе. О духовном кризисе говорили в 90-е, когда было
много эксперементальных спектаклей и фильмов. Есть ли в наше время духовный кризис?

Разговоры о кризисе, они журналистские – в поисках сенсации. Мне такого рода разговоры не
интересны. Я просто работаю в театре, мы всегда находимся в кризисе, поэтому об этом бессмысленно
говорить. Судя по газетным и журнальным заявлениям – каждый год про этот кризис говориться,
кажется, что со времен Александра Николаевича Островского. Это разговоры, которые не отражают
реальность. Реальность неполной души пишущего, которому постоянно нужны симуляции забот. На самом
деле есть сложности. Они есть всегда и кризисом бы я их не назвал. То, что сейчас идет кризис,
это, конечно, большое усложнение жизни, с одной стороны, но с другой - как ни странно в этом есть
положительный момент. Как у Шекспира написано «В избытке наших сил мы заблуждаемся, пока лишенья
не вразумят нас» («Король Лир» - прим. автора). Поэтому кризис дает переоценку ценностей и
возникает надежда, что настоящее займет свое правильное положение в сознании большого количества
людей, которых большое количество денег замутняет рассудок. Ведь, когда денег много они
вкладываются в хрен знает что, во всякую дешевку иногда. А деньги это очень большая сила, они
способны очень сильно замутнить сознание. Они тратятся спазматически и развязно, зачастую, на
вещи того нестоящие. Таким образом смещаются акценты и сбивают с прицела. Когда возникает
финансовая кризисная ситуация, вдруг возникает переоценка ценностей, а настоящее становится более
явным. Всё спускается на ноль и, как бы, начинается сначала – когда истинное осознается, если не
всеми, то многими.

На пресс конференции вы говорили, что иногда можете впасть в творческий ступор. От чего он может
возникнуть?

Я не очень помню, говорил ли я это. У меня творческий ступор может длиться секунд семь.
Понимаете, для меня не свойственны стрессы. Точнее так, либо я в стрессе живу, поэтому не имеет
смысла об этом говорить, это ведь, как плохая экология, либо застрелиться, либо ты к нему
привыкаешь – и перестаешь об этом даже думать. Ступоров у меня не бывает, мне нужно выходить на
сцену, нужно выпускать спектакли – я «делотель». Не назвал бы себя деятелем - слишком пафосно
звучит. Я всё время что то делаю, поэтому этого ступора никто не замечает. Более того я никогда
не даю вид, что больше знаю, чем я знаю. Всегда когда я приступаю к новому спектаклю, репетирую
как актер или режиссер, сразу говорю, я не знаю что получится, сейчас будем пробовать. Мне
нравится это, потому что нельзя знать всего. Ты должен кинуть в этот поток и в нем барахтаться –
в этом и есть прелесть. Неизвестность – в этом смысл искусства. Мне однажды Анатолий Васильевич
Эфрос сказал, что процесс репетиции у него существует для того, чтобы попытаться приблизить
актеров к тому что придумано уже за ранее. Это была полнейшая фальсификация. Ведь в его книги
«Репетиция - любовь моя », где он обратное доказывает. Все режиссеры, так говоря, они врут. Они
все, немного, вруны, не в аморальном смысле слова. Они, скорее, фантазеры – они сами верят в то,
что они говорят в эту секунду, поэтому они уже врут честно.

Многие режиссеры гонятся за модой. А вы никогда не позволяли себе такого?

Моду нельзя отнести к каким-то базовым видам искусства. Мода, это всё таки, какие то
стилистические актуальности. Возникают какие то темы, это не назовешь модой. Может быть
существуют стилевые и жанровые ходы или веяния, которые диктует время. Существуют формальные
приемы, которые точно выражают время. Есть такое понятие как клиповое мышление, эдакий рваный
монтаж, который, так или иначе, используется в разных видах искусств, будь то кино, театр или
телевидение. У зрителей возникает новая способность поглощать информацию гораздо более ёмко. Если
возвращаться к различным приемам, например, сейчас в театре очень распространено телевидение в
театре – когда работают экраны, кино, идет видео запись. Мне это не нравится, потому что это уже
абсолютно везде. Можно часто видеть, как снимают спектакли, ходят операторы, мне кажется, что
нельзя одной отмычкой открывать все произведения. Также, одно время была модно скука – когда
действо идет в три раза дольше, чем оно должно идти. Для меня это загадка, ведь я дико боюсь быть
скучным. Это нормальная боязнь человека. Что же это за человек, который высказывается не зависимо
от того, слушают его или нет? На самом деле, всё это рождают критики. Для

Неужели критики так сильно влияют на театр? Мы когда говорили с Кириллом Серебренниковым, он
утверждал обратное.

Для кого-то, это самая главная среда и он делает спектакли для них, к сожалению. И они это
чувствуют свою могущество.