Гостем передачи «На троих», которую ведут Андрей Воронцов и Ксения Загоровская,
был Альфред Петрович Рубикс, глава Соцпартии и бывший политзаключенный. Во время
передачи телефон в студии практически не умолкал.
— Альфред Петрович, вы считаете себя политзаключенным?
— Конечно! Я этот вопрос и на суде поднимал. Если
я не политзаключенный, то почему мне не были инкриминированы смертные случаи
во время путча, а лишь абстрактное желание захватить власть с помощью ОМОНа
и сил Прибалтийского военного округа. Назовите хоть один случай, господа обвинители, когда
по вине Рубикса произошел мордобой, говорил я. Не было такого!
— Вы и теперь имеете судимость?
— Судимость погашена автоматически. Она висит столько лет, на сколько человек
осужден, и отсчет начинается с момента выхода на волю. Я вышел раньше,
но для снятия судимости это не имело значения.
Положенные годы прошли, и когда с меня снимали судимость, то потребовали кучу
справок. Я все их представил, а мне говорят: судимость снять нельзя, потому что
вы не извинились. Я спрашиваю: за что? Перед кем? Все, что я хотел
сказать, я сказал в последнем слове на суде.
— Можно ли обжаловать ваш приговор в Европейском суде? Ведь вас судили
за убеждения, а вы из-за этого не можете избираться в Сейм.
— В Сейм я не могу избираться не потому, что я был осужден,
а потому, что в законе о выборах есть 5-я статья, запрещающая
баллотироваться тем, кто продолжал активно действовать в компартии после 13 января
1991 года. А поскольку я был первым секретарем ЦК, то на мне этот
грех.
Кстати, формально я до сих пор остаюсь в этой должности, поскольку снять меня мог
только пленум, а его не было.
Что касается обжалования, то это можно было сделать в течение шести месяцев после
вступления приговора в силу. Для того чтобы иметь право обжалования, надо было, чтобы Латвия
подписала два протокола. А Латвия подписала их только через год, когда прошел срок
обращения в Евросуд.
Есть, правда, еще один путь — затеять судебное разбирательство по вновь открывшимся
обстоятельствам, которые можно было бы найти. Например, можно задаться вопросом, куда делись
все мои личные вещи из кабинета ЦК, когда меня арестовали? Но надо иметь
в виду, что европейский суд буржуазный и положительного решения дела о бывшем
коммунисте ожидать трудно. Не говоря уже о том, что это стоит огромных денег.
— То есть и Евросуд принимает политические решения?
— Безусловно.
— Ваше мнение о «мешках ЧК». Не потому ли правящие не хотят
обнародовать их содержимое, что там застряло немало народофронтовцев?
— Ни одно государство своих агентов не сдает, в противном случае никто
не захочет на него работать. Иначе поступила только немецкая Штази, решительно почистив
это свое ведомство.
Мое мнение — эти «мешки» пустые, их надо сжечь и перестать говорить об этом.
Главой комитета был господин Йохансон, а его друг Анатолий Горбунов, перешедший
на сторону буржуазного Верховного совета, был председателем совета. Кого надо было,
из мешков убрали.
— Почему ваша партия называется Социалистической? Потому что компартия
запрещена?
— Мы — марксисты, в отличие от остальных партий. Весь ход событий
в нашей стране подтвердил, что мир развивается по теории Маркса.
— А какая партия в других странах аналогична вашей? Лейбористы? Социалисты
Франции?
— Ни те ни другие. Читайте нашу программу!
— Сколько человек состоит в вашей партии?
— На этот вопрос мы отвечаем только КНАБу.
— Сформулируем по-другому: сколько человек за вас голосуют?
— Мы были представлены во всех созывах Сейма. Я был избран в 5-й Сейм.
А поскольку меня от депутатства отстранили, то он весь период отработал
в составе 99 человек, что является нарушением Конституции. Так что при желании можно
подвергнуть сомнению легитимность его решений.
— Вы — человек, преданный идеям. Но ведь многие вступают в партию
только ради карьеры. Как вы относитесь к таким людям?
— В советское время было выгодно быть членом партии. Без партбилета было трудно занять
ту или иную должность, начиная с заведующего садиком. Думаю, что это требование было
ошибкой, я и раньше об этом говорил. Потому что из-за этого слишком много
карьеристов — в хорошем смысле этого слова — вступали в партию.
Что скрывать, начиная работать на заводе сменным мастером, я тоже смотрел
на директора, который был коммунистом. Поэтому я таких людей не осуждаю.
Я осуждаю тех, кто устраивал из этого шоу, публично жег партбилеты.
У таких людей нет никаких ценностей.
Но вообще я приверженец Аристотеля, который говорил, что для того, чтобы попасть
в мишень, надо целиться выше нее.
— Ну а теперь разве что-то изменилось? Раньше вступали в компартию,
так теперь вступают в Народную партию или в Первую, чтобы занять посты. Или того
хуже — начинают выходить из фракций в Сейме, создавать новые.
— Сейчас в партиях состоит очень мало людей — меньше 1 процента населения
Латвии (раньше было 8 процентов). Суть осталась прежней: если ты вступил
в правящую партию, то можешь и бизнес развить, и высокий пост занять.
Вопрос из эфира: — Вы были одним из лучших хозяев Риги. Но вот
зачем вы связались с компартией?
— Спасибо за оценку. А противоречия здесь я не вижу. Партийная
принадлежность — это внутреннее состояние человека, и, назначая его на тот или иной
пост, можно и не брать ее в расчет. Иначе мы далеко зайдем —
православный не годится, другой не годится.
Беспартийных людей вообще нет. Кроме тех, кто не ходит на выборы,
а потом плачется, что к его мнению не прислушиваются. Но если
вы думаете, что все должны состоять в буржуазных партиях, то это возврат
к прошлому, когда все были в одной партии. Считаю совершенно нормальным, когда люди
с разными убеждениями работают на одну цель.
— У нас повелось, что русско- язычные голосуют за левых. Почему?
— Всем понятно, кто такие коммунисты, кроме тех 10 процентов, которые в последние
годы ограбили здесь всех, «прихватизировали» то, что было построено силами всего советского
народа. Они живут богато, а все остальные помнят советское время, когда старость была
обеспечена, жилье получили бесплатно, пусть надо было стоять в очереди, образование было
бесплатным, лечение, как бы мы его ни ругали, тоже. А сейчас все это
недоступно большинству населения.
— Как Соцпартия могла объединиться с «Центром согласия», который стоит
на либерально-буржуазных позициях?
— Это либеральная социал-демократическая партия. Помните, Ленин говорил, что он пойдет
на компромисс даже с чертом, если это послужит делу.
— Вы были одним из создателей единого ЗаПЧЕЛ. Не считаете ли вы,
что на следующие выборы надо идти единым списком?
— Когда мы создавали ЗаПЧЕЛ, мне хотелось объединить те силы, которые могут
предложить что-то кроме националистической латышской идеи. Не все эту интернациональную
линию выдержали, одни пошли на защиту русских, другим больше понравились богатые, и это
объединение распалось.
Сейчас в «Центре согласия» и ЗаПЧЕЛ созданы группы, которые ведут переговоры
об объединении, но не знаю, что там получится… В политике один плюс один
не всегда будет два, бывает даже минус 0,5.
— Вы собираетесь в Европарламент. А сами были
евроскептиком…
— Я действительно евроскептик. В том смысле, что Латвия вступила
в ЕС неподготовленной. И сейчас мы пожинаем плоды всего этого.
Почему Литва, Польша сумели выторговать для себя льготы, отсрочки для введения европейских регул?
Одни мы все приняли к исполнению. За это Латвия должна благодарить свою любимую
президентшу Вайру Вике-Фрейбергу. У нее было задание США — ввести нашу страну
в НАТО, и она его выполнила.
— Что вы будете делать, если станете евродепутатом?
— Я еще не дал согласия баллотироваться. Но, пожалуй, для начала изучу, что может
делать евродепутат. У меня такое впечатление, что они могут больше, чем делают.
И еще я буду своевременно информировать людей о том, какие там готовятся законы,
на которых мы можем поскользнуться. Как мы поскользнулись на сахаре. Нацики,
которые представляют в Европарламенте Латвию, только и знали, что бороться
с коммунизмом. И вот «Елгавас цукурс» будет выпускать Дания, а не мы.
Вопрос из эфира: — В стране не только экономический,
но и духовный крах. У нас торжествуют геи, лесбиянки, преступность
расцветает. Как с этим бороться?
— Наша партия говорит о том, что у нас не просто кризис, а системный
кризис, самое тяжелое, что может быть. Я делаю то, что могу, — встречаюсь
с людьми, редактирую газету и постоянно выступаю против всего этого.
Посмотрим правде в глаза — тем, кто пропагандирует прайды, выделяют много денег.
Людей нетрадиционной ориентации рождается не более 1 процента, а остальные —
это развратники и те, кто на этом наживается. Если бы я был мэром, вся эта
публика у меня бы по улицам не ходила.
— Латвия находится в тупике. Есть ли у нас перспектива?
— Так и развивается капитализм — кризис, стагнация, потом наступает подъем, так
что особого разочарования быть не должно.
— А когда он наступит, этот расцвет?
— Через 2- 4 года. Но правительство должно ему содействовать. Оно должно думать
о том, чтобы население не уменьшалось, чтобы были рабочие места. Оно завело нас
в этот тупик и теперь должно взять на себя ответственность за происходящее.
— А чего не делает наш Кабинет министров, чтобы преодолеть
кризис?
— Читайте наши документы! Недавно некоторые партии выступили за ликвидацию трех
министерств — по делам семьи, интеграции и освоения евроденег. А мы уже
на 9-м съезде партии об этом говорили!
Но страдает страна прежде всего от того, что у нас нет долгосрочного плана
развития государства, видения того, куда оно должно идти. Нам скажут: сделайте что-то неприятное
России, вот мы и едем на Украину, в Грузию учить их демократии.
У себя бы навели демократию! У нас же 400 000 человек не имеют
гражданства.
А план действий нужен, чтобы министр, придя в кабинет, знал, чем заниматься,
и не начинал работу с нуля. Когда меня назначили министром местной промышленности,
у меня был план на 10, 5 лет, на год, на месяц, на сутки.
И мы знали, что его надо выполнять.
А сейчас приходит министр, во-первых, он не профессионал, а во-вторых, у него
нет никаких документов, кроме правительственной декларации, в которой общие слова.
И вот он сидит и думает: стоит ли браться за дело? Сколько я тут
пробуду, кто знает — полгода или 9 месяцев? А дольше наши правители редко
удерживаются. Что можно успеть за такой срок — только обеспечить своим друзьям
и знакомым теплые места.
— Что нужно сделать, чтобы этой зимой не замерзли старики, чтобы людей
не выселяли из квартир?
— Во-первых, нельзя приватизировать домоуправления, чем в Риге занялся Янис Диневич, даром
что он из ЛСДРП. В очередной раз элита решила лакомые куски сделать доступными для
богатых. Неизвестно, что будет с неприватизированными квартирами, кому они отойдут.
Во-вторых, нужно сократить наполовину количество чиновников, которых сейчас около 70 тысяч.
Это люди, которые кормятся из госкассы, на повышение их зарплат пошли
те 140 миллионов латов из бюджета, которых недодали старикам.
В советское время нас было 30 тысяч, а мы отвечали за все. Эти же
ни за что не отвечают! Заседают в 5- 6 различных советах, получают
зарплату. За что? Если мэр и зам заседают в стольких советах, что по часу
в день остается на работу в них, то не приходится удивляться, что город
такой запущенный, грязный, неухоженный.
В-третьих, надо отказаться от амбициозных проектов. Им, конечно, это трудно, ведь там
светит 10 процентов отката, что от 100 миллионов составляет 10 миллионов, и,
наверное, уже в очередь выстроились те, кто хочет это все поделить.
Это надо сделать, чтобы спасти население, чтобы дать им пожрать. Прошу прощения
за такое слово, но ведь то, что ест большинство населения, иначе как жратвой
и назвать нельзя. Пенсионеры даже чая купить не могут, кипяточек пьют.
Что касается компенсации подорожания отопления, то тут есть два варианта решения
проблемы — субсидировать расходы тем, кто производит отопление, или установить уровень,
начиная с которого оплачивают 30- 40 процентов подорожания.
Иначе будут массовые выселения. И будет достигнута критическая масса терпения и люди
выйдут на улицу. Плохо, если не найдется партии, которая сможет это движение
возглавить. Иначе этот бунт будет жестоко подавлен.
— А ваша партия взялась бы за это?
— Одни — нет. Разве что с «Центром согласия»…
