Певец Шура, он же Александр Медведев — личность неординарная, эксцентричная, скандальная. Но все это в прошлом. Взорвав эпатажем и необычным тембром голоса московскую сцену в 90-х годах, он гремел на сцене и в светской хронике. Ну кто не помнит его улыбку без двух отсутствующих передних зубов? А сколько пародий мы пересмотрели на этого новосибирского мальчика, который от души отрывался на российской эстраде.
А потом пропал на долгих пять лет, а в Риге его концертов не было и того дольше — почти десять лет. За это время зажигались и гасли новые звезды, сошли на нет пародии, почти перестали звучать его песни. 24 января Шура дает свой первый рижский сольный концерт. Нам он рассказал о тяжелой болезни, наркотической зависимости, трудных отношениях с мамой, вере в Бога и планах на будущее.
Текст: Евгения Шафранек
«В январе я приезжаю в Ригу с песнями, хорошей красивой программой, но и старые хиты прозвучат. Куда же без старых песен, дорогая моя? Безусловно будет «Твори добро». Как без нее? Ты что? Это обязательно!
Я не исчез со сцены просто так. Пять лет у меня был рак. Была химиотерапия. И я все это время занимался своим здоровьем. Мало кто об этом знает, потому что мы шибко и не афишировали эту ситуацию.
За эти годы поменялось все. И отношение к людям в целом, и к жизни в частности. Начинаешь ценить солнышко, зеленую травку… или, по крайней мере, начинаешь это замечать и понимать, что раньше это проходило мимо тебя. Засыпал ночью, просыпался ночью, работал ночью — света толком-то и не видел. Ну и тогда же были наркотики. Они и не нужны-то были, но их давали, ими угощали, а потом это уже зависимость. Благодаря раку, кстати, отказался и от наркотиков.
Если бы не онкология, неизвестно, как бы я закончил. Думаю, не очень хорошо.
Вернуться обратно, встать в строй оказалось не так просто. Хлебных мест мало. На самом деле, концертных площадок по городам действительно мало. И все они распределяются заранее. А артистов много. И не всем хватает места. Так что не хотела меня обратно российская эстрада принимать. Но пришлось! Куда им деться? (Смеется).
Шура до и после переломного момента отличается только в жизни — возмужал, сорок четыре года, как ни крути, на все уже смотришь с другой колокольни. А вот на сцене разницы никакой: так же весело, задорно, с хорошим качеством — все как мы любим.
Сорок четыре года для меня немного. Я пока не понял никакой разницы. Иногда пугаюсь, когда друзья напоминает, что в следующем году мне будет уже сорок пять. Каждый раз на этих цифрах вздрагиваю. А душой себя ощущаю минимум на пять лет моложе. Эти годы как раз ушли на борьбу с раком, и прошли как в тумане.
Друзей всегда было немного и они остались рядом. Болезнь — отличная проверка. Врагу не пожелаешь такой проверки, но проверка хорошая. И очень многие отсеялись. За что я тоже очень благодарен Богу. Потому что большинство тех, кто отсеялся были диллерами. А сейчас у меня прекрасный коллектив, с которым у меня все хорошо и много людей, которые в меня верят. Например, у меня много подписчиков! (Смеется)
Я очень верующий человек. И это было с детства привито с бабушкой. А когда случилась наркотическая зависимость и рак, вера стала сильнее. У многих в таких ситуациях вера уходит, а у меня получилось как-то наоборот.
Взял себя в руки и сказал: пошло все на фиг! Я все это выдержу. И химиотерапию, и наркозависимость.
В юности, в 90-х вел кружок рукоделия «Ажур» — это была ассоциация женщин, увлеченных рукоделием. У меня была группа из сорока человек — девчонки с новосибирского завода. Чего мы только не делали: и ободочки, и заколочки, и икебаны, и гобелены — все, что приходило на ум. Я все изначально вычитывал, учился сам и потом учил других.
До сих пор удивляюсь, как такого, прости за выражение, п****ка, могли слушать взрослые тетеньки. Еще и все повторять, зарисовывать, делать, сдавать экзамены. Многие, кстати, из моих учениц потом открывали ларьки, где продавали все эти штучки-дрючки. Тогда это все было очень модно.
У меня в детстве были очень сложные отношения с родителями. С мамой мы не общались двадцать пять лет. И это очень много. А сейчас созваниваемся каждый божий день. И за последние два года все упущенное наверстали.
Но у меня нет комплекса недолюбленного ребенка. Меня обожала бабушка и я жил в атмосфере любви. Я ребенок действительно воспитанный в любви. Именно бабушка привила мне страсть к экстравагантным нарядам, любовь к творчеству и научила тембру голоса — она пела точно таким же голосом.
Я не выдирал зубы специально. Вы что! Мне их брат в девять лет выбил. Прямо в мой день рождения. Сделал «подарок». Так иронично казалось тогда. А в плане карьеры оказалось. что это действительно подарок. Кстати, многие, кто со мной тогда общался, даже не замечали, что у меня нет этих зубов. Или замечали далеко не сразу и искренне удивлялись. Наверное, это все выглядело очень органично.
Если тебя пародируют и критикуют, значит, ты заметный. Хуже тем, про кого не говорят, кого не критикуют, кого не обсирают. Им намного хуже. Поверь. Ну и думаю, некий панцирь у меня был всегда. Я всегда был крепкий мальчик и у меня всегда была какая-то броня. Она и осталась.
Критика совершенно не мешает. Она только помогает. Вот прочитал где-то в обсуждении, что я жирный, записался в клинику и худею теперь. Так что это все помогает и я даже не прислушиваюсь, я «причитываюсь». (Смеется) У меня и утро начинается с прочтения в комментариев. Иногда участники дискуссий между собой даже какие-то войны затевают. Пускай. Это тоже весело. А я наблюдатель.
Новое пишется легко, но оно не перекликается с тем, что я пел раньше. Я пытаюсь заводить новые песни, в новые программы, но мы, все-таки, любим то, на чем росли, на чем взрослели.
«Отшумели летние дожди», «Ты не верь слезам», «День за окном», «Твори добро»… и это все хиты. И вот я теперь заложник этих песен. Но у меня нет цели перепрыгнуть самого себя. Я просто иногда делаю аранжировки и запускаю те же песни в новом звучании. (Смеется)
Моя аудитория не изменилась, она подросла. Теперь мои те слушатели приводят на мои концерты уже своих детей. Бабулечки очень любят приходить. Даже не знаю, почему, но меня очень любят пожилые люди.
Приходят на концерты заранее, занимают первые ряды, приносят банки с вареньем в гримерку. Я нежно называю их «мой электорат».
Я не нуждаюсь в новых поклонниках, специально не стараюсь завлечь новых слушателей и не боюсь, что буду выступать в пустом зале. У меня всегда полные залы. Мы, например, каждые полгода собираем большие сольники только в Москве.
Ощущаю себя счастливым, но я никогда не говорю: «Я счастлив и точка!», но всегда говорю: «Я счастлив и буду еще счастливей и буде еще лучше». Вот сейчас, например, чтобы быть еще счастливей, покупаю собаку. Чихуахуа. И она будет ждать меня дома.»
