В эфире радио Baltkom российский атер Дмитрий Певцов рассказал об уходе жены из «Современника», о ситуации в «Ленкоме» без Марка Захарова и о нашумевшем спектакле «Лавр» по Водолазкину.
— Роман Водолазкина «Лавр», кажется, невозможно перенести на сцену. Тем не менее, Эдуард Бояков рискнул это сделать, а вы сыграли в этом спектакле главную роль. Насколько трудно было работать над ролью и что вы открыли для себя, прочитав этот роман? И как вы, будучи звездой «Ленкома» были приглашены на роль во МХАТ им. Горького?
— Начну с конца. Сколько я себя помню, я всегда работаю параллельно в нескольких театрах. Вот у меня супруга два дня назад подала заявление об уходе из «Современника», и мы сели и решили посчитать ее спектакли и мои — что мы сыграли в жизни. И оказалось, что моих спектаклей, которые я сыграл вне «Ленкома», по-моему, даже больше, чем я сыграл в «Ленкоме». И приглашения подобные для меня не являются каким-то там удивлением.
Дмитрий Певцов в гриме cтарца.
Что касается вообще предложения Боякова, я прочел роман, и он меня поразил. Меня поразил герой. И вообще я открыл Водолазкина для себя. Потом я впился в «Авиатора». Я считаю, что Евгений Водолазкин – это такой светлый гений на фоне наших очередных талантливых бесят. Так вот, когда я прочел роман, я совершенно четко понял для себя, что поставить это невозможно. Можно сделать супер-сериал, но в театре… Ведь в спектакле существуют все три возраста – от мальчика до старца. Я понял, что это невозможно, и в течение полугода, когда они уже начали репетировать, я уходил от любых контактов, не поднимал трубки, говорил, что занят. В итоге в сентябре, за два месяца до выпуска спектакля, меня все-таки затащили на репетицию, и я понял, что это можно поставить. Я услышал Водолазкина, я увидел роман, что он уже здесь, на сцене. Он сокращенный, но его суть передается. И уже не было вариантов отказаться. Хотя я уже много лет ничего не хочу играть. Я уже наигрался за 36 лет профессии. И честно, без кокетства, мне уже давно неинтересно, что я вот что-то новое сейчас сыграю. Что я докажу себе или кому-то еще, что вот Певцов сыграл очередную роль. Мне интересно общаться с людьми, что-то им отдавать, общаться по поводу того, что меня волнует. Я этим занимаюсь на своих концертах, в своих музыкальных моноспектаклях.
В итоге я попал в спектакль, и самое сложное было, конечно, выучить текст. Потому что от автора у меня гигантское количество текста, больше всех. Как-то я попросил сына помочь проверить текст, он мне подбрасывал реплики, и мы просидели где-то час пятнадцать минут. Это столько длится текст, который я говорю на сцене! А спектакль идет 3 часа 15 минут. Я не понимал, как я это все выучу, но в итоге, с Божьей помощью, выучил и сейчас даже перестал смотреть в текст… Кстати, в этом романе только Лавр вымышленный персонаж, все остальное, вплоть до названия деревень – все документальное и фактическое. Так вот – я не играю Лавра, сыграть это невозможно, но я, находясь в этом гриме, пытаюсь рассказать о том, что может чувствовать и о чем может думать этот человек. И честно, последние недели перед премьерой я пытался себе помочь и старался как можно чаще бывать в храме, ходить на литургии, побыть в одиночестве, как-то собраться…
Видеозапись эфира с Дмитрием Певцовым
Работа эта, конечно, для меня прежде всего не актерская, а человеческая. Я именно по каким-то своим человеческим принципам и понятиям туда пошел, и я очень рад, что люди, посмотрев этот спектакль, мне говорят: «Слушай, я почитаю этот роман», или «Ух ты, как интересно, а я схожу в храм православный». История главного героя – она очень душеспасительна. Многие мои знакомые и незнакомые пишут, что люди в финале плачут почему-то. Я не видел спектакля со стороны, мне это странно, но люди плачут в театре от того, что-либо им очень хорошо, либо плохо. Но если плохо, то обычно уходят. Так что для меня это работа не актерская. Хотя я там работаю как актер.
— Что изменилось в театре «Ленком» после смерти Марка Захарова? В прессе пишут, что сейчас его дочь Александру травят, в театре сплошные интриги…. Правда ли это? Насколько необходим сейчас «Ленкому» новый главреж или в современных реалиях государственные московские театры вполне могут возглавляться только директорами?
— Во-первых, действительно, абсолютно верно, что многие московские театры сегодня возглавляются директорами – это и театр Моссовета, и Театр на Таганке, и теперь наш. Ничего в этом криминального нет – это точно. Как вы понимаете, я работаю в этом театре, и я не буду говорить всего, что я думаю по поводу того, что у нас происходит. Это будет неправильно. Но скажу так – интриги есть в любом театре, потому что все артисты люди эгоцентрические, профессия провоцирует на это. Особенно среди женщин это распространено. Скажу так – через три года, а, может, и через два, станет ясно, что происходит с нашим театром. Пока еще идут спектакли Марка Анатольевича, они занимают большую часть репертуара. Мы их держим и играем. Вот когда их станет меньше, чем тех, которые были поставлены уже после ухода Марка Анатольевича, тогда станет ясно, куда мы движемся и что будет дальше.
— Недавно вы разместили на своей странице в фейсбуке уникальную трогательную фотографию – «Ленком 80-х. Наша футбольная команда: Леонов, Абдулов, Караченцов, Янковский…» Кто из старших коллег был для вас образцом и примером в профессии?
— Когда я пришел в «Ленком», два человека вводили нас, молодых актеров, в спектакль Глеба Панфилова «Гамлет» — это были Олег Иванович Янковский и Александр Викторович Збруев. Причем Александр Викторович больше репетировал с нами, и я, каждый раз, приходя на репетицию, думал — зачем ему это вообще нужно? То есть Глеба Анатольевича не было какое-то время, и Збруев вводил нас в спектакль как педагог и режиссер. Для меня это было каким-то неимоверным удивлением. Потому что к тому времени за шесть лет работы в Театре на Таганке я там много чего пережил – от розовых очков до полного неприятия старших товарищей, которые могли меня морально укусить и послать на три буквы. Я был готов, что сейчас приду, и здесь старшие товарищи будут какими-то такими же примерно. А оказалось совершенно по-другому. Это меня поразило. Янковский, Абдулов, Збруев, Караченцов, Броневой (это вообще отдельная история!) – вся когорта ведущих артистов, с ними можно было общаться так, как будто ты их сверстник. Они великие все были. Плюс Евгений Павлович Леонов, который величайший артист современности, я считаю. Плюс Инна Михайловна Чурикова, с которой я стал играть в спектакле «Чайка» (слава Богу, я с ней был до этого знаком по съемкам), — такого таланта партнера я не знал. Это, наверное, третий случай в моей жизни. Алла Демидова, Ольга Дроздова и Инна Михайловна Чурикова. Все разные, но с Чуриковой на сцене, помню, я просто забывался, я забывал, что я играю ее сына, что я играю роль, что я на сцене. Были моменты в спектакле (она играла Аркадину, я Треплева), я просто утопал в ее глазищах… Это величайшая когорта артистов, которых собрал Марк Анатольевич. Величайшая! Такие тяжеловесы. Сейчас остались только Инна Михайловна и Александр Викторович. Больше нет никого, к сожалению. На наших глазах они все уходили, и вот получается, что мы сейчас стали ведущими артистами. Ну, ведем куда-то… Или нас ведут. Не знаю…
— Вы упомянули, что несколько дней назад ваша супруга Ольга Дроздова написала заявление об уходе из «Современника». Чуть-чуть объясните нам, пожалуйста, что это за решение.
— Cейчас эта тема уже обсуждается во всяких желтых интернет-изданиях, и я даже написал пост в фейсбуке. Вы знаете, у нас сыну сейчас 13 лет. Я, конечно, рад, что он учится в кадетском училище, но то, что сейчас с ним происходит, связано с трудным возрастом, с трудным отношением к училищу, ему нужна наша помощь, ему нужно, чтобы мы были рядом – не физически, но хотя бы по телефону и в любую минуту. Это одна из причин. А потом, честно говоря, вот если бы мне сейчас сказали, что вот ты с завтрашнего дня не играешь больше спектаклей, я бы сказал окей, хорошо. Мне есть чем заниматься. А у меня сейчас восемь названий в Ленкоме плюс «Лавр» во МХАТе плюс я еще играю со студентами. Но приходит возраст, когда мы наигрались уже. У Ольги режиссерское образование, она магистр по режиссуре. У нее потрясающие спектакли, которые она делает со студентами, ей узко в ее актерской профессии стало. А потом, играть она стала очень мало. У нее сейчас фактически один спектакль. Второй, «Крутой маршрут», уже не идет больше года, вроде его восстанавливают, но быть зависимой от этого одного спектакля… И спектакли старые… Там можно ввести уже любого исполнителя, Ольга уже переросла эту свою актерскую сущность…
— В апреле в Международный день культуры, который посвящен охране памятников истории и культуры, вы высказали мнение, что к нематериальным объектам культурного наследия в обязательном порядке надо отнести и советские фильмы…
— Занимаясь музыкальной программой «Шедевры советского кино» (именно советского, а не российского кино), я вдруг понял для себя следующую вещь: в жестких рамках советской цензуры и, кстати, профессиональной редактуры (конечно, там были свои манипуляции), выходили удивительной силы художественные произведения, которые говорили с людьми, в том числе, и о Боге, пусть и не называя его. Говорили о добре, о зле, о любви, о преданности, о настоящей дружбе. Обо всем том, о чем мы читаем в Священном Писании. И это было в советской коммунистической стране, где Бог был изъят. Но, кстати, о советской идеологии – если почитать кодекс строителя коммунизма, который, кажется, на ХХII съезде был сформулирован, то точно половину они взяли и списали из Ветхого и Нового заветов. Просто половину! Ведь они не идиоты, коммунисты. Имея власть, они понимали, что, выбивая почву веры из-под людей, им нужно что-то дать взамен, и они заменили той же самой верой, только без Бога. И это все в советском кинематографе культивировалось.
Вы знаете, я недавно узнал такую удивительную вещь – был такой фильм «Офицеры» 1975 года, там звучала гениальная песня «Вечный огонь», которую мы с музыкантами часто исполняем на концерте, и люди всегда встают, когда ее слушают. Так вот, количество желающих поступить в высшие военные учебные заведения СССР после выхода этого фильма увеличилось в 18 раз! О чем это говорит? Это говорит о силе воздействия искусства на умы, сердца и души. То есть вот эта фраза «Есть такое дело – Родину защищать» — она попала в сердца людей так, что у моего лучшего друга, например, жизнь просто перевернулась. Он в итоге поступил в высшее воздушно-десантное командное училище, закончил его и как командир подразделения ГРУ участвовал в Первой и Второй чеченской войне. Это Евгений Конопелькин, который стал героем России. Представляете, какую силу кино имело? Именно в этих советских фильмах есть то, чего мне сейчас не хватает очень сильно в нашем российском кино.
Скажу больше – сейчас научились снимать, как на Западе, есть те же технологии, есть такие же гениальные операторы, и, кстати, некий кран-стрелку, помещенный на автомобиле наши же придумали, получили технический «Оскар» за это. Но души в этих фильмах нет. И того, что ценил весь мир в советском кино, – нет. Ведь наши фильмы тоже получали «Оскаров», как ни странно это сегодня. У нас сейчас либо выходят подделки, либо спекулируют очень часто на теме Великой Отечественной войны и делают те же самые боевички по лекалам, либо делают вот это вот безобразие из серии «Левиафана» или «Матильды». На потребу, что у нас все плохо, что у нас все дерьмо, что Россия – это болото и так далее. К сожалению, это так, и нет никакой управы. И это делается частенько на государственные деньги. А государство эти фильмы не смотрит, и ему плевать на то, что это все попадает в ничем не наполненные души молодых людей, которые потом по первому зову очередного прыща выходят зачем-то на улицу. Вот этого мне не хватает в современном российском кино.
— А российское современное документальное кино способно дать сегодня какой-то урок или задать вектор зрителю? Ваше мнение о фильме митрополита Тихона (Шевкунова) «Гибель империи. Российский урок».
— Я так рад, что это кино вышло! Я смотрел и первый его фильм «Гибель империи. Византийский урок», который так перекликается с тем, что происходило в России в 90-е. У меня вообще мысль сесть и законспектировать этот фильм, потому что фильм владыки Тихона основан на фактах, на свидетельствах очевидцев, на документах и реальных событиях. И это та правда, которую мы до сих пор не знаем. Мы не знаем правду о Февральском перевороте, о декабрьском перевороте. Не знаем, потому что сначала это не нужно было большевикам, а потом коммунистам, которым не нужна была правда о Николае Втором и о том, что он успел сделать за неполные 20 лет своего царствия. И также эта правда не нужна была либералам, которые пришли в 90-х. А там конкретно рассказывается все как было, и какая есть опасность повторения такого же у нас в стране. Он приводит там замечательную фразу Ключевского: «История не учительница, а надзирательница, которая не задает уроки, а только спрашивает за их незнание». А ведь наша страна так любит наступать на одни и те же грабли. Фильм митрополита Тихона (Шевкунова) я считаю шедевром документалистики. И это идеологически необходимая картина вообще для всех людей.
— Недавно вы приняли участие в съемках документального фильма о Казанской иконе Божьей Матери. Что это за проект?
— Это многосерийный проект, и он касается разных периодов и разных регионов нашей страны. Это наша история. Это то, про что я, может, потом скажу своим внукам: «Не смотри фильм «По прозвищу Зверь», посмотри фильм о Казанской иконе, если ты хочешь что-то с моим участием посмотреть». Мне это важнее по-человечески, по душе, по тому, как я сейчас живу. Это фильм о нашей истории – трагической, великой, православной и духовной.
(Сценарист и режиссер фильма — Алексей Барыкин. Дмитрий Певцов снялся в фильме «Святитель» — о патриархе Гермогене, выдающемся деятеле российской истории и церкви, герое 1612 года, человеке, вдохновлявшем ополчение Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Это завершающая часть трилогии, связанной с Казанской иконой Божией матери. Фильм выйдет летом этого года.)
