Есть города, в которые едут «за всем сразу»: архитектура, гастрономия, атмосфера, вечерние огни. Краков - не совсем из этой категории. Хотя обвинить его в скуке, особенно накануне Рождества – преступление!
Город живёт сумасшедшей, многолюдной, многоголосой и весёлой жизнью. Но даже если убрать антураж праздника, сюда можно приехать только ради одного произведения.
Читайте нас также
«Дама с горностаем» Леонардо да Винчи - достаточное основание, чтобы купить билет, отменить лишние планы и выстроить маршрут вокруг одного музейного зала.
Это один из тех редких случаев, когда география искусства работает вопреки ожиданиям. В мире сохранилось менее двадцати живописных работ Леонардо, и лишь четыре женских портрета - «Мона Лиза», «Прекрасная Ферроньера», «Джиневра де Бенчи» и «Дама с горностаем».
Три из них давно стали паломническими объектами крупнейших музеев в Париже и Вашингтоне. Четвёртый - в Кракове. Не в Милане, где он был написана. Не в Париже. И уж точно не в частной коллекции. История искусства иногда распределяет свои сокровища даже с некоторой иронией.
Леонардо писал эту картину около 1490 года. И это Чечилия Галлерани - образованная, молодая, остроумная фаворитка Лодовико Сфорца. Но здесь важно не социальное положение Чечилии, а то, как она присутствует в пространстве картины - ее взгляд зрителю не принадлежит. В этом смысле «Дама с горностаем» ближе не к парадному портрету, а к визуальному исследованию человеческого внимания. Там, где-то в глубине комнаты, есть кто-то или что-то интересней любопытных зевак, выстроившись с камерами и пытаясь сунуть нос в золоченую раму.
Для флорентийского портрета конца XV века подобное решение было нетривиальным. Традиция, идущая от профильных изображений и закреплённая у художников круга Верроккьо, предполагала либо строгий профиль, либо фронтальность с минимальным движением. Леонардо нарушает эту схему. Он вводит сложный разворот головы и плеч, создавая эффект мгновенного отклика на некое внешнее присутствие. Леонардо, как всегда, интересует не внешность, а работа сознания.
Горностай в её руках - деталь, о которой принято говорить снисходительно как о символе чистоты. Но это лишь половина истории. В эпоху Леонардо горностай имел образ многослойный - был связан с придворной культурой, с идеей утончённой власти, а также с самим Лодовико Сфорца, чей орден носил именно этот символ. Наконец, фамилия Галлерани фонетически отсылает к греческому galé - «ласка». Леонардо оставляет интеллектуальные подсказки, но никогда не превращает их в декларацию. Он вообще редко подчеркивал что-либо напрямую.
О техническом совершенстве картины сказано достаточно - и повторять это нет необходимости. Гораздо важнее другое: Леонардо фиксирует время как внутреннюю категорию изображения. Картина существует не в точке, а в процессе. Недаром Бернард Беренсон, один из самых влиятельных искусствоведов XX века, специалист по итальянскому Возрождению, неоднократно подчеркивал, что Леонардо умел передавать состояние внутреннего движения - момент, в котором жизнь как бы задерживается, не теряя своей динамики. Что ж, с этим утверждением сложно поспорить.
А вот путь картины в Польшу заслуживает отдельного внимания. В конце XVIII века её приобретает князь Адам Чарторыйский, представитель поколения, для которого культура была формой политического мышления. После разделов Речи Посполитой, коллекция становится способом сохранения идентичности. Картина переживает войны, эвакуации, нацистские хранилища, долгие годы неопределённости и… возвращается как неотъемлемая часть культурной памяти.
Сегодня «Дама с горностаем» выставлена в музее Чарторыйских и надо отдать должное, всё пространство организовано максимально грамотно - зритель остаётся с картиной почти один на один. Это редкое и, надо признать, дисциплинирующее ощущение. Однако поймать такой момент уединения не так-то просто - в Кракове этот зал пользуется не меньшим спросом у туристов, чем замок Вавель или новогодняя ёлка на центральной площади.
Но именно после музейного приглушённого гула, Краков начинает читаться иначе. Его университетская сдержанность, любовь к текстам и странная смесь провинциальности с интеллектуальной плотностью перестают быть фоном. Они становятся продолжением той же интонации. Город, как и картина, не старается понравиться. Он предполагает внимательного собеседника.
Есть произведения, которые украшают путешествие. А есть те, которые его оправдывают. «Дама с горностаем» относится ко второй категории. Ради неё стоит ехать в Краков
А всё остальное - Вавель, Казимеж, вечерний кофе на Плантах - придёт само и уже после. Как писал Пруст, «подлинное путешествие открытий состоит не в поиске новых пейзажей, а в том, чтобы обрести новый взгляд» или «новые глаза». В Кракове этому искусству можно поучиться.
