В Латвийском национальном театре c 16 по 21 сентября пройдут спектакли московского «Гоголь-центра», который представит рижанам «Метаморфозы» по поэме Овидия и текстам Валерия Печейкина в постановке Кирилла Серебренникова и Давида Бобе и «Медею» Еврипида в постановке Владислава Наставшева.
5 сентября на пресс-конференции в Национальном театре драматург Валерий Печейкин, директор Национального театра Оярс Рубенис и исполнительница главной роли в «Медее» Гуна Зариня рассказали про обе постановки.
Француз Давид Бобе вместе с Кириллом Серебренниковым поставил античные мифы в пересказе Овидия, максимально приблизив их к современности. Действие происходит не до нашей эры, но и не в XXI веке, а во вневременном пространстве, где обитают души древнегреческих богов и царей.
Дедал и Икар, Орфей и Эвридика, Нарцисс и Эхо появляются со всех сторон, из капотов, багажников и салонов старых разбитых машин, толпой надвигаясь на зрителей, чтобы рассказать свои истории. Актёры то говорят как бы от себя лично, путаясь и заикаясь, как в дружеской беседе, то перевоплощаются в героев — и в один миг преодолевают расстояние от анекдота до высокой трагедии.
«Метаморфозы» — сложносочиненное мультимедийное действо, в котором драматический театр соединяется с видео-артом, современным танцем и электронной музыкой. Это взгляд на вечные культурные сюжеты из нового тысячелетия, попытка понять, что они значат для нас теперь, когда Орфей может отправить погибшей Эвридике личное сообщение в социальных сетях.
«Медея» — уже третья работа молодого рижского режиссера Владислава Наставшева в «Гоголь-центре». Этот спектакль стал первым обращением к античности как и для приглашенной на главную роль актрисы Гуны Зарини, так и для режиссера.
«Медея» Владислава Наставшева — трагедия, разыгранная простыми средствами, на языке условного театра. Здесь ничто не мешает звучанию текста Еврипида, которое перемежается лишь тревожными звуками виолончели и детским пением. Актеры, поочередно высвечиваемые прожекторами среди черной пустоты, играют в строгой и аскетичной манере — эмоциональное напряжение получает выплески только в редких вскриках и скупых жестах.
Режиссер предельно сокращает пьесу, оставляя лишь четверых персонажей – Медею, Ясона, Креонта и Вестника. Спектакль состоит из монологов Медеи и ее диалогов с каждым из остальных героев. Наставшев лишает трагедию конкретных обстоятельств и неважных подробностей, как и любой привязки ко времени и месту. Остается только история женщины, брошенной мужем и из мести убившей своих детей — история, которая могла бы произойти в любое время, и, увы, действительно повторяется снова и снова.
